sherlie | Осенняя дилогия - история первая, послесловие

Так получилось, что во всём моём большом и бесконечном тексте Линни-Лианна собственного голоса не обретала никогда. Она либо существовала где-то на периферии сюжета, либо виделась глазами других участников событий. Хотя на самом деле этот персонаж возник раньше всех других, когда ещё никакой Элы и в помине не было. И я очень рада, что вдруг получилась эта история, где некоторые мысли могли быть высказаны ею от первого лица.

И сейчас - несколько бессистемных цитат из разных мест и времён. Про Линни, Элу и их обеих вместе. Надцать лет спустя.

* * *

Полина встречала гостей в просторном атриуме - конечно же, ей дали знать, как только машина Себастьена появилась возле ворот. С ней был Валентин, он лучился и сиял, в нём сейчас не было ничего грозного и страшного, чем всегда пугали его врагов и родственники, и коллеги. Он радовался за свою любимую Полиньку - Элоиза не слышала, чтобы он называл супругу как-то иначе за всю свою жизнь. Все женщины из семьи у него назывались как-то по-особому, как ни у кого - супруга Полинька, дочь Линочка, внучка Аннушка, сестра Ниночка, невестки - Алисонька и Никушка, она сама - Элочка. Хотя случалось, что он не одобрял какие-то её или Лианнины действия, тогда он почти ругался - Линка, Элка. Впрочем, для Линни существовало ещё одно обращение, Элоиза давно его не слышала - когда сестрица совершала что-то совсем из ряда вон выходящее, то слышала в свой адрес громкое и разгневанное - «Лианна-Магдалена»! Но долго гневаться на своих Валентин не умел, и она очень скоро снова становилась Линочкой.

* * *

Лианна рассмеялась.
- Знаешь, я по меркам нашей семьи глухая, слепая и безрукая. Я умею только петь.
- То есть? - удивился он.
- Когда я пою, я всемогуща, - сказала она без малейшего стеснения. - А когда не пою - я обычный человек.
- Знаю я этих ваших обычных людей, - проворчал Себастьяно.

* * *

Анна решила сама наведаться в Элоизины апартаменты. В гостиной и спальне все было пристойно, в ванной тоже, разве что на всех поверхностях хаотически стояли и лежали флаконы, баночки, ёмкости и прочие предметы, необходимые для поддержания лица, волос и тела в характерном для Элоизы ухоженном состоянии. А потом она зашла в гардеробную, остановилась на пороге и долго хохотала.
Элоиза не преувеличивала - развести такой беспорядок мог только человек патологически ленивый. Казалось, ни одна вещь не лежала на своем месте - блузки, юбки, брюки, жакеты, джинсы и прочее были разложены по стульям и развешаны по дверцам шкафов. Обувь стояла на входе вся вперемешку, хотя под каждую пару имелась коробка. Ящик комода, в котором лежало нижнее белье, был вытащен и поставлен посреди комнаты - видимо, это отказалось удобнее, чем выдвигать и задвигать его каждый день. Рядом стоял такой же ящик с чулками, носками и прочими подобными предметами. Корзина с грязным бельем несколько, гм, переполнилась. На туалетном столике кучей лежали украшения и декоративная косметика, а вокруг стояли в количестве разнообразные шкатулки под эти самые украшения и несколько косметичек. На небольшом сейфе валялись футляры с драгоценностями, которым полагалось лежать внутри. Пыль кучами громоздилась в углах и на мебели.
И Анна возблагодарила Господа за то, что Элоиза хотя бы еду в свои комнаты не таскает. А то было бы еще интереснее.

* * *

- Полина, не пугай девочку.
- Эта, как ты говоришь, девочка не из пугливых. Она, конечно, талантлива не в тех областях, как моя дочь, но тоже может сказать и сделать много хорошего при случае.
- Твою талантливую дочь можно слушать только со сцены. В остальных случаях ей лучше молчать, - сверкнул глазами граф.
- Позволю себе не согласиться, - Полина с улыбкой разливала вино.

* * *

- Вот и договорились, - подытожила Элоиза. – А музыку ты ещё не бросила?
- Ага, бросишь тут! А если вдруг понадобится подпеть или подыграть родимой матушке, а я не смогу? Вот неприкольно-то будет! Я и так оставила только фортепиано, гитару, вокал и теорию.
Да-да, раньше была ещё и скрипка.
- А вдруг в жизни пригодится?
- Не верю. Я не мама, оперу петь не собираюсь, а для чего еще – не знаю. Вот ты же тоже училась, и много это тебе пригождалось?
- В юности – много. Мы и пели, и танцевали, и играли, чего только не делали.
- Ну ладно, уговорила, - проворчала племянница.

* * *

- Вот если бы мы с вами встретились лет десять назад, с вашей точки зрения, нам было бы, что делать вместе?
- Не исключаю. Но десять лет назад я была попроще. Не знаю, понравилось бы вам это, или нет.
- В каком плане попроще?
- В отношенческом. Я за пару лет до того пережила болезненное расставание. Из депрессии меня вытащила Линн, одной ей доступными методами. Но в итоге я сделалась, гм, несколько неразборчивой, - криво усмехнулась она.
- Вы? Неразборчивой? - не поверил он.
- Именно. А вы? Вы-то десять лет назад были женаты?
- Вот и я об этом. А если бы мы каким-нибудь чудом познакомились, я бы не стал на вас просто так смотреть, уж поверьте. Сердце моё, вы встречаетесь с женатыми?
- В то время я не каждый раз спрашивала у незнакомого мужчины, женат ли он.

* * *

Рояль был белый, с позолотой. Лианна подняла крышку, села, пробежалась по клавишам. Лодовико взял стул, сел сбоку рояля, лицом к ней. Сначала она пела гаммы и упражнения, потом началась латынь и песнопения для церковной службы. Он мог оценить ее искусство - сам мог похвастаться отличным слухом и пел с детства. А она пела, видимо, то, что ей нужно было вспомнить к завтра, а потом вдруг торжественную гармонию сменили легкомысленные аккорды, чеканную латынь - итальянский язык, а канонический текст сменился любовными строками. Глаза сияли, пальцы летали по клавишам… итальянский язык сменился французским, потом еще каким-то, неизвестным Лодовико языком. Голос наполнял всю большую залу, проникал не в уши, а прямо куда-то внутрь, задевал там какие-то струны, о существовании которых он и не подозревал до этого дня. Струны пели в полной гармонии со звуком. Была она, был он, и больше в тот момент не было ничего.
У двери зала тихонечко стояли генерал, его супруга и Полина. А за их спинами – некоторые домочадцы и прислуга.
- Полина, расскажите - о чем сейчас поет ваша талантливая дочь? Вы ведь знаете? - спрашивал, улыбаясь, генерал.
- О, уверяю вас, ничего особенного. За рекой догорел далекий закат, ветер сорвал покровы со звезд, она ждала его у реки и он пришел. Вероятно, ночь они проведут там же, и вряд ли будут только гулять по берегу, - хмыкнула Полина.
Кто-то захихикал, генерал на него цыкнул.
- Кто он такой, этот друг Себастьена? - тем временем удивленно спрашивала у генерала Полина.
- Тоже хороший человек, - улыбался генерал.
- Надеюсь, - отвечала Полина. - Лина не часто так вот… когда не на сцене.
Полина понимала, что они не ощущали ничего, кроме удовольствия от прекрасного пения. Вся сила голоса Лианны клубилась незримым облаком вокруг рояля, то поднимаясь до потолка, то вновь сжимаясь до маленького огонечка, и в центре этого облака были эти двое - она и он.
- Оставим их, пусть поет, - тихо сказала она и увлекла слушателей прочь.